А кто живет в избушке?Почему в окошко не выглядывает,нас не встречает?Пус-ти-и-и-те-е-е!!!!Хочу в гости!

Лапуля, я там ответила, глянь:)
ЧМОК!
Мне этот домик ОЧЕНЬ ДАЖЕ НРАВИТСЯ!))
(не взирая на ножки:))

ты маааааёёёёёёёёё!

ты зайди по ссылке а потом урл уреж....там сказок штук 50 не меньше)))

Киса,а вот знаешь,мне новый фон нравится,хоть и не я его нашла и это несколько поколебало мою манию величия:-)Но,утешает хотя бы то,что избушку мы нашли вместе)))Целюк,красавишная моя)))

еще один сказочник в наших рядах обьявился :-)Киса,пора удостоверения сказочников выдавать)))

Хм-м...ну и сказочники у вас туту пробегают...словоохотливые:)
Ничего себе!))

Тьфу...не вместилась....
короче вот http://www.lib.ru/TALES/NAUMOW/gorod.txt

РОЖДЕНИЕ СМЕШИНКИ
Было то или не было, а может, будет -- не знаю. Приснилось это мне или
в действительно­сти приключилось -- не ведаю. А только говорят, что...
Жили-были в одной стране веселые, бес­печные люди. Жили они не тужили,
рабо­тали, песни распевали и громко смеялись. Засмеется один -- засмеются
все. А у веселых и работа спорится. Любое дело горело у них в руках: на что
другому человеку потребовался бы целый день, тут в полчаса делалось. Потому
и работали в этой стране люди лишь до полудня. А по­том танцевали, пели и
веселились.
Но вот появилась в той стране злая ведьма. Только никто не знал, что
она ведьма, да еще очень злая: прикинулась она маленькой, слабенькой
старушкой. Ходит по дворам старушка, сгорбленная, вся в черном. Платок на
лицо насунут, так что один крючковатый нос видно, салоп плюшевый,
выгоревший, длинная юбка с бахромой на подоле и большие порыжевшие сапоги.
Идет, клюкой постукивает, на спине мешок несет. А в мешке что-то
позванивает.
Входит она во двор, обращается к хозяевам:
-- Шла мимо, услышала, как вы хорошо смеетесь, и поду­мала: а не
продадите ли мне свой смех?
-- Что ты, бабушка! -- удивляются хозяева.-- Как же мы продадим смех?
Он ведь - ха-ха-ха! - не корова, не яблоко, не зонтик. Разве можно его взять
и продать?
-- А это уж моя забота,-- говорит ведьма. -- Вы только согласитесь и
золотой у меня возьмете. Каждому за смех я по золотой монете плачу. Получите
ее -- и целый год работать не будете.
-- Да мы и так не много работаем!
-- Берите золотой! Целый год отдыхать будете! -- убеж­дает старуха.
Кто из любопытства, кто по легкомыслию, а кто просто так, за компанию,
брал у старухи золотой и говорил как она велела:
-- Отныне золотой будет мой, А веселье и смех продать не грех.
И тотчас в жадную руку ведьмы падало маленькое бело­снежное зернышко --
сверкающее и переливчатое. Она береж­но прятала его и шла дальше. А человек
любовался золотой монетой и думал: "Вот теперь год отдыхай, заботы не знай.
А веселье... что ж, веселья мне хватит. Мало его у меня что ли?"
Но уже мрачно и тоскливо было его лицо, глаза не озаряла улыбка. И не
знал человек, что проданное веселье не возвра­щается...
Да и без работы какая у человека жизнь? Хиреет его тело, слабеют
мускулы. Вот уже становится он хилым да унылым -- тут и болезни
подкрадываются.
II пошли по селам и городам несчастья да беды, плач и горе. Собрались
люди, стали думать и гадать: что делать, к кому обратиться?
А на крыше большого дома жил старый аист Остроклюв. Вот к нему и пришли
люди, поклонились:
-- Добрый, мудрый аист! Ты приносишь нам счастье и де­тей. Сжалься над
нами, помоги! Верни нам веселье и здоровье!
Подумал аист, тяжело вздохнул. Хотел упрекнуть людей, почему они были
такими легкомысленными, да передумал. И так тяжело им... Да и много ли толку
ругать того, кто попал в беду?
-- Ладно, -- сказал он. -- Слетаю, посмотрю. Может, и удастся что-то
сделать.
Взмахнул широкими крыльями, поднялся в воздух и поле­тел на запад --
туда, где садилось солнце, собирались тучи, куда ушла ведьма.
А порядком уставшая ведьма в это время подходила к по­следнему,
стоявшему у самого дремучего леса селу. Мешок с весельем был у нее
переполнен. И каждый, глядя со стороны, дивился, как это старушка тащит такой тяжелый мешок. Только
был он совсем не тяжелым. Ведь веселье никогда тяже­лым не бывает. И чем
больше его, тем легче оно становится. Мешок даже слегка приподнимал ведьму,
словно воздушный шар, и она шла приплясывая и скрипучим голосом что-то
напевала.
Скупив смех у жителей последнего села, она уж собралась было идти, но
вдруг будто золотой звоночек прозвенел.
-- А это что? Еще кто-то смеется?
-- Это моя дочка,-- сказала одна женщина, пытаясь улыб­нуться. Но
улыбка у нее вышла печальной, потому что свое веселье она уже продала
ведьме.
-- Так пойдем к ней! -- закричала ведьма и, пыля сапо­гами, помчалась
по улице.
Они вошли в дом и заглянули в детскую кроватку. Там, освещенная солнцем
и цветами, лежала золотоволосая и голубоглазая девочка. Она смеялась, глядя
на игру солнечных зайчиков.
-- Продай ее смех! -- попросила старуха. Но мать только покачала
головой.
-- Нет. Я уже сделала одну глупость: продала свой. А ра­дость дочки я
не продам.
-- Я дам два золотых! Три! Десять! -- шипела старуха. -- Сто! Тысячу
золотых!
-- Ни за что на свете,-- сказала мать.-- Ока смеется с тех пор, как
родилась. Она смеется так, будто смешинки сыплют­ся. Слыша ее смех, я
забываю о своих огорчениях. Если ты заберешь ее смех, это будет уже не моя
дочка.
-- Ты говоришь, что она ни разу не плакала? -- зловеще спросила ведьма.
Хорошо же! Я подожду, пока она запла­чет,-- и тогда ее смех станет моим.
-- Она никогда не плачет,-- с гордостью сказала женщи­на.-- Родившись,
она не закричала, а засмеялась.
-- Не может быть, -- заскрипела ведьма.-- Все маленькие дети плачут.
Так противно, надсадно, визгливо... Фу!
Села рядом с кроваткой и стала ждать. А по другую сто­рону кроватки
сидела мать девочки. Она смотрела на дочь и грустно улыбалась. Девочка
играла с солнечными лучами. И казалось, смех ее -- звонкий, золотистый --
рождается из этих лучей. Ничто не могло ее огорчить. Муха села на лоб и
укусила девочку, а она засмеялась пуще прежнего и согна­ла злодейку
ладошкой. Проголодавшись, засунула палец в рот и, улыбаясь, стала
причмокивать. Мать покормила ее и девоч­ка заснула. Проснувшись, она
засмеялась еще звонче.
А ведьму прямо трясло от злости. Лицо ее стало желтым, а нос -- синим
от ожидания. Пальцы нетерпеливо дрожали. Она ждала, пока заснет измученная
мать: голова женщины клонилась все ниже и ниже...
Тут прилетел Остроклюв, сел на дерево под окном и загля­нул в комнату.
Женщина спала, уронив голову на спинку кро­вати, а скрюченная рука ведьмы
уже тянулась к девочке. Аист громко защелкал клювом, и женщина
встрепенулась. Ведьма сделала вид, что гладит ребенка.
-- Какая занятная девочка! Все смеется... даже не верится. Мать устало
улыбнулась и снова закрыла глаза. Ведьма наклонилась над кроваткой, и снова
Остроклюв подал сигнал тревоги. Мать подняла голову.
-- Что вы делаете? -- спросила она старуху.
-- Одеяло сбилось, вот и поправляю,-- притворно озабо­ченно ответила
та.
И в третий раз опустилась голова матери. Но как ни щел­кал клювом аист,
как ни махал крыльями, он не мог разбу­дить ее -- так крепко она спала.
Тогда ведьма изо всех сил ущипнула ребенка за руку. Де­вочка заплакала.
Мать мгновенно проснулась и бросилась к ней:
-- Что с тобой, золотце? Кто тебя обидел?
Женщина оглянулась, но ведьмы и след простыл. Она убе­гала в это время
огородами к лесу и вскоре скрылась между деревьями. Но за ней неотступно
летел аист Остроклюв.
Осматривая ребенка, мать вдруг заметила на розовой ручке
черно-коричневое пятнышко -- след злобного щипка ведьмы. (С тех пор родинки
так и зовут в народе -- "щипок ведьмы").
-- Ничего, дочка,-- сказала она.-- Эта старуха еще попла­тится за то,
что обидела тебя. Зло не может остаться безна­казанным...
На берегу моря сидела на большом черном камне ведьма и пристально
смотрела на солнце. Багровый шар его медленно опускался за горизонт. Руки
ведьмы крепко сжимали завя­занный мешок с весельем и смехом. У ног стояла
клюка.
А на одном из деревьев, спрятавшись среди листьев, сидел Остроклюв и за
всем наблюдал. "Зачем старуха собрала люд­ской смех? -- думал он.-- Зачем
пришла на берег моря и кого ждет здесь? Удастся ли мне вернуть людям
радость?"
В верхушках деревьев метался ветер, словно кто-то сердито гонял комаров
ветками. Солнце село, и взошла луна. Бледный свет ее озарил сгорбленную
зловещую фигуру на берегу. Остроклюв надеялся, что старуха заснет, и тогда
ему удастся унести мешок. Но ведьма не спала, она поглядывала на луну,
которая поднималась все выше и выше.
Далеко на болоте охнул, вынырнув, водяной Ханурик: на­ступила полночь.
Старуха оживилась, вытащила что-то из-за пазухи, пробормотала заклинания и
бросила в воду огненную точку, описавшую дымную дугу. Тотчас закипела,
забурлила в том месте вода, и черкая, будто лакированная, шапка с горя­щими
под ней глазами поднялась из воды. Стремительные чер­ные змеи-щупальца
извивались вокруг, поблескивая в лун­ном свете.
-- Это ты, Лупибей? -- вглядываясь подслеповаты­ми глазами, спросила
ведьма.
-- Можешь не сомневаться,-- раздался сиплый голос.-- Это я!
И спрут, протянув гигантское щупальце, коснулся старухи -- та
отшатнулась и чуть не свалилась с камня.
-- Не трогай меня, холодное липкое чудовище! -- завиз­жала она
пронзительно.-- Мне противно!
-- Ну, и тебя касаться -- приятного мало,-- пробурчал спрут, убирая
щупальце.-- Мои нежные присоски обожжены ядом, которым пропитана даже твоя
одежда...
-- Хватит! -- топнула ногой старуха.-- Поговорим о деле. Вот то, что я
обещала тебе. Смех людской весь собран здесь. Самый разнообразный,
волнующий, заразительный и беззабот­ный -- вот он, в мешке, превращенный
моими заклинаниями в лакомые зернышки. Достаточно проглотить одно из них --
а нет ничего приятнее этого лакомства,-- тотчас веселье разольется по тебе
как вино, как солнце, как жизнь. Где твоя награда, Лупибей? Давай ее скорее
-- и мешок твой!
-- Погоди,-- остановил ее Спрут.-- Я никому не верю на слово. Покажи
свою добычу.
Старуха, торопясь, развязала веревки, и ласковый свет раз­лился вокруг.
Зернышки, словно полупрозрачные, горели изну­три, испуская волны голубого
сияния. Спрут подвинулся бли­же, вглядываясь глазищами, замерцавшими
отраженным светом веселья.
-- Чудно, чудно! -- защелкал он кривым попугайским клювом.-- Как на
подбор... А почему это зернышко золотистое? Старуха вгляделась: то было
украденное веселье девочки.
-- Это редкостный смех,-- заскрипела ведьма.-- Я с вели­ким трудом
достала его.
-- Ну-ка, дай мне его на пробу.
Рука ведьмы долго шарила в мешке, но зернышко усколь­зало от ее сухих
жадных пальцев. Она схватила тогда первое попавшееся и сунула в клюв
Лупибею.
-- О-о-о! -- волны удовольствия прошли по осклизлому те­лу, а щупальца
извивались, взбивая вокруг пену.-- Как это вкусно! Я наполняюсь силой и
радостью! Глаза мои застилает пелена чего-то прекрасного -- все цвета моря
сосредоточены в ней! Мне хочется кувыркаться в прибое!
Пораженная неожиданным зрелищем, ведьма забыла обо всем, и этим
мгновением воспользовался Остроклюв. Подо­бравшись поближе, он вытянул шею и
точным броском схва­тил золотистое зернышко, но тут же отпрыгнул в кусты.
Ста­руха опомнилась и снова завязала мешок.
-- Где же обещанная награда? -- взвыла она. Гогочущий Спрут взметнул в
воздух щупальца:
-- Эй, слуги!
Тотчас приземистые Каракатицы, темные и неслышные, как ночь, стали
выползать из моря и укладывать на берегу большие раковины, потом, как по
команде, распахнули их.
Словно день пришел на берег -- так засияли груды жем­чуга, лежавшие в
раковинах. Лучшие жемчужины моря были собраны здесь, и каждая сверкала
неповторимыми оттенками. Розовые, цвета первого робкого луча зари, голубые,
как дымка на дальних сопках, белоснежные, шелковисто-серые, словно нежный
мех, и черные, чернее самого мрака, лежали эти дра­гоценные дары. А
посредине, в самой большой раковине, горе­ла, затмевая всех. Лунная
жемчужина, и ночное светило на небе по сравнению с ней казалось тусклым
блюдцем.
-- Ну как? -- Лупибей от избытка чувств даже выпрыги­вал из воды и
плюхался в море снова, словно большая, пропи­танная жиром тряпка.-- Хороша
награда, старуха?
А ведьма обезумела от жадности. Она металась от одной груды сокровищ к
другой, трогала их дрожащими руками, гладила, шевелила.
-- Мое! -- вскрикивала она.-- Мое, мое! Никому не отдам!
Остроклюву в это время пришлось туго: спазмы смеха сжа­ли его горло,
грозя вырваться наружу и выдать его присут­ствие. Он крепко сжимал клюв, но
это не помогало. Ужимки и прыжки ведьмы, кривляния Лупибея, резвившегося в
при­бое,-- все это было и без того достаточно смешно, а тут еще на него
начало действовать золотое зернышко. В отчаянии аист закрыл глаза и сунул
клюв под корягу, чтобы не уронить дра­гоценное зернышко. Минуту он еще
терпел, пока не потекли слезы и не потемнело в глазах. Тогда он раскрыл
клюв, и золо­тая маковка просверкнула в густую траву. Аист запрокинул голову
на спину и принялся щелкать клювом, словно схватил горячего. (Именно с тех
пор аисты всегда так делают, когда им очень смешно).
Каракатицы тем временем забрали на берегу мешок со смехом людским и
ушли в волны. Вслед за ними, разразив­шись диким гоготом, нырнул в глубины и
Лупибей.
А старуха, воровато озираясь, сновала вдоль раковин, хва­тала жемчужины
горстями и совала себе за пазуху, в карманы.
-- Теперь я богаче всех на свете...-- бормотала она. -- Мои сокровища!
И тут появились лесные хулиганы. Лохматые, неопрятные, гривастые черти
Шишига и Выжига даже среди нечисти в лесу пользовались дурной славой. Они
были способны на любую выходку, без конца затевали со все­ми скандалы и не
проходило ночи, чтобы где-нибудь в лесу они не накуролесили. Другие черти не
раз били их скопом, но это не помогало -- наоборот, Шишига и Выжига после
взбу­чек с еще большим жаром и пылом принимались за новую пакость.
Вот и сейчас, обнявшись, напевая какие-то разухабистые песни без складу
и ладу, черти вывалились на поляну и засты­ли, глядя на ведьму, настороженно
присевшую у своих сокровищ.
-- Кыш, кыш...-- тихо сказала она.-- Это мое, кыш! Не­чего пялиться,
уходите...
Булавочные глазки ее горели такой злобой, что черти было попятились. Но
старая закваска дебоширов и хулиганов тотчас взыграла в их темных душах.
-- А ты чего гонишь? -- взъерепенился Шишига. -- Ку­пила место, да?
-- Я теперь весь лес куплю! И болото куплю, и горы под­небесные, и
речки быстрые! Видите? Это мое богатство. Нет ему равного в мире! Выжига
толкнул локтем Шишигу.
-- Ишь, разошлась ведьма... Шишига в ответ лягнул Выжигу:
-- Покажем ей богатство, а?
И оба проворно бросились к грудам жемчужин. Они приня­лись пинать их,
расшвыривать горстями, втаптывать в песок. Словно искры взлетали из-под
кривых косматых ног! Жемчу­жины сыпались в море с тихим бульканьем.
Ведьма сначала остолбенела, но лишь на миг. Затем, испу­стив страшный
вопль, обрушила на хулиганов свою клюку и проклятия. Она осыпала их
хлесткими ударами -- эхо разле­талось в лесу, словно по тугим мешкам
молотили. Но хулиганы только посмеивались да поеживались, будто их щекотали.
Что для их дубленых шкур были старушечьи удары!
За минуту все было кончено -- от сокровищ ведьмы не оста­лось и следа.
Гнусно похохатывая, черти бросились улепеты­вать в лес. За ними с воем
мчалась карга, размахивая клюкой.
Тьма под деревьями сгустилась, но Остроклюв не спал. Он с нетерпением
ожидал рассвета, чтобы найти утерянный смех золотоволосой девочки. В лесу
гукали нечистые и лешие, по временам Дед Филин с тускло горящими глазами
возникал и неслышно парил в воздухе, высматривая добычу.
Когда луна встала над головой Остроклюва, под ногами его неожиданно
расцвел папоротник. Дрожащий алый свет разлился вокруг из-под широких
листьев столетнего папоротника, которые трепетали при полном безветрии.
Удивленный Остро­клюв невольно отступил в сторону. Шарахнулся прочь Фи­лин
-- он не любил света и поспешил укрыться в чаще. Остро­клюва ослепила яркая
вспышка, и показалось ему, что раз­дался тихий колокольчиковый смех девочки.
Но тут же на­ступил мрак -- листья папоротника, сомкнувшись, погасили свет.
Издали, нарастая, несся свист и зловещий гул -- то летела на клюке
ведьма. Не успев приземлиться, она бросила в море светящийся колдовской
камешек. Снова забурлила вода, и по­казался Лупибей.
Вид его был жалок. Весь посинев, он кашлял, глаза чуть не вылезали из
орбит. При каждом приступе щупальца от боли сучили в воде.
-- А, старая обманщица! -- прохрипел он.-- Ты... кха-кха?.. пожалеешь,
что кхе-кхе!.. меня, великого... Ведьма, не слушая его, запричитала:
-- Изобидели меня, обобрали негодные лесные хулиганы Выжига да Шишига!
Жемчуг в море побросали, раковины растоптали да еще посмеялись вволю! Защити
меня, Лупибей, прикажи собрать и вернуть мое богатство...
Глаза Спрута торжествующе блеснули.
-- Ага, и тебе не впрок! То-то же!
Только тут заметила ведьма его плачевный вид.
-- Что с тобой, милый да любезный?
-- Теперь я милый... любезный, -- пробурчал Лупибей. -- А был противный
да скользкий!
-- Я ведь не со зла...-- залебезила старуха.
-- Ладно!-- прервал ее Спрут.-- Эй, слуги! Прибыл ли ца­ревич наш
Капелька?
-- Едет... едет...-- донеслись из глубины тихие почтитель­ные голоса.
Вода расступилась и с шипением хлынула на берег. Шесть Каракатиц
медленно, торжественно вынесли на берег большую перламутровую карету,
сиявшую в лунном свете. В ней, скре­стив ноги, на перине из мягчайших губок,
сидел юный царевич Капелька в белоснежной накидке, заколотой на плече
булав­кой с крупной розовой жемчужиной. Не сходя на берег и не меняя позы,
царевич обратился к ведьме:
-- Чужое веселье -- не веселье, -- голос его был тих и печа­лен. -- Я
говорил это Лупибею, но он не верил. Десятки под­данных моих мучаются
сейчас. Те, кто вкусил твоих зерны­шек, радовались и веселились вначале,
потом кашляли и зады­хались. Нет, не то принесла ты нам, не то...
Голова его поникла, черные кудри закрыли бледное лицо с жаркими
глазами. На зубчиках его тонкой золотой короны, словно капельки чистейшей
росы, сверкали и переливались алмазы.
-- Кто же знал, касатик мой? -- всплеснула руками ведь­ма. -- Зернышки
те взаправдашние, неподдельные. Целый год трудилась я от зари до зари,
собирая их по селам и городам. Для вас старалась. А что за труды? Опять
бедна я, как сучок отломанный, в тряпье да рванье. Ограбили нечистые,
надсмеялись!
Царевич молчал. Старуха подступила ближе.
-- Смилостивься надо мной, бедной! -- крикнула она так, что юноша
вздрогнул.-- Прикажи вернуть богатство! Капелька покачал головой.
-- Другое меня занимает -- как одарить весельем моих подданных. Не я, а
Уныние царит в моем Коралловом городе. Почему так?
Он дал знак, чтобы его несли обратно, но старуха затара­торила,
перемежая просьбы и лесть скрытыми угрозами. Царе­вич слушал, не перебивая,
слушал и Остроклюв, укрывшись в чаще и содрогаясь от омерзения к злобной
старухе. Ему так и хотелось крикнуть царевичу: "Так верни веселье людям --
ведь оно вам не нужно!"
Внезапно тот же тихий колокольчиковый смех раздался у его ног. Он
нагнулся, всматриваясь.
Листья папоротника распахнулись. В самой середине, про­тирая глаза,
стояла золотоволосая девочка в платье из розо­вых лепестков. Она взглянула
на Остроклюва яркими голубы­ми глазами и снова засмеялась.
-- Какой ты смешной, остроносый...-- пробормотала она сонным теплым
голоском.
-- Молчи...-- прошептал аист.-- Молчи или погибнешь! Злые чудовища
собрались у твоей колыбели!
Но маленькая девочка, родившаяся ночью, не знала уни­жающего страха:
она засмеялась пуще прежнего.
В это время ведьма, пытаясь доказать, что "товар" у нее был хороший,
кричала, что такое уж веселье у людей -- судо­рожное, кашляющее, что люди
веселятся на свой странный лад.
-- А хорошего, настоящего смеха у них вообще нет! -- во­пила она.
И тут раздался смех девочки. Все на берегу сразу насторо­жились.
-- Кто это? Кто смеется?
-- Это я, -- объявил громко Остроклюв и выступил из ча­щи, широко
распахнув крылья, чтобы заслонить девочку. Он надеялся этим спасти ее.
-- Как хорошо ты смеешься,-- сказал царевич.-- Будто ласковая рука
коснулась сердца. И стало спокойно.
-- Это птица,-- поспешила заявить ведьма.-- Глупая тон­коногая птица,
поедающая лягушек.
-- Все равно,-- отмахнулся Капелька и повернулся к аисту.-- Засмейся
еще. А? Прошу тебя!
Но аист не мог смеяться так, как смеялась девочка.
-- Да он не умеет! -- загоготал Лупибей злобно. Квакающими голосами ему
вторили Каракатицы. Царевич нахмурился. Тогда аист в отчаянии запрокинул
голову и упоенно защелкал клювом.
-- Фу! -- отвернулся царевич.-- Как будто крабы трутся панцирями. Нет,
это не ты смеялся. Но кто?
И тут на опушке леса появилась золотоволосая девочка.
-- Ой, сколько вас здесь собралось! -- сказала она радост­но и даже
хлопнула в ладошки.-- Как интересно! Что вы делаете?
Она улыбалась. И при виде ее улыбки лицо царевича осве­тила радость.
-- Кто ты? Как тебя зовут? -- спросил он.
-- Зовут? Не знаю,-- пожала она плечиками. И, подумав, добавила: -- Я
очень люблю смеяться. Наверное, меня зовут Смешинка.
И она опять засмеялась.
-- О, как это прекрасно! -- воскликнул Капелька.-- Я ни­когда не слышал
такого смеха. Я... вообще не слышал смеха.
-- Почему? -- спросила Смешинка.
-- Потому что никто в Коралловом городе не смеется, -- голос его
потускнел.-- Не умеет смеяться... Мы думали, люд­ской смех нам поможет,
но...
-- Правда? -- спросила Смешинка.-- Это очень смешно! И она снова
засмеялась, сначала тихо, потом все звонче и звонче. Она смеялась
заразительно, очаровательно, просто­душно, лукаво, жизнерадостно, буйно,
весело...
-- И никто никогда не смеется? Все унылые и мрачные? Она смеялась,
будто бриллианты сыпались на хрусталь. Смех ее благоухал и дрожал в воздухе,
он был розовым, лило­вым, дымчато-росистым, он порхал, как яркие бабочки, он
струился и журчал, он взвивался в бледное рассветное небо и опускался
парашютиками одуванчика, он таял бесследно.
-- И все ходят, повесив носы? И вид каждого нагоняет тоску? Как мне их
жаль!
Смолкли робкие первые соловьи, прислушиваясь к ее сме­ху, листья
поворачивались к Смешинке, и муравьи открывали свои муравейники, думая, что
утренние лучи солнышка согре­ли их,-- но то были лучи смеха.
Полегла трава на мокрой луговине, и стал виден вдали болотный дух --
водяной Ханурик, выставивший шишковатую, черную, как сырая коряга, голову из
бездонного, затянутого ряской "окошка". Глаза его были прищурены от
удовольст­вия, водоросли, свисавшие с ушей, дрожали...
Как только все стихло, очнулся он и сказал:
-- Большую силу ты имеешь, девочка... Если засмеешься язвительно над
кем-нибудь, язвы усеют его тело, если презри­тельно -- все живое отвернется
от него. Когда же захохочешь гневно -- сквозь землю провалится тот, кто
осмелится вызвать твой гнев!
И, сказав так, Ханурик с вздохом булькнул в глубину. Юный царевич тоже
вздохнул прерывисто, словно просы­паясь от чудесного сна.
-- Ах, что за диво твой смех! -- воскликнул он.-- Как буд­то я побывал
в стране вечных цветов. Я словно парил в воздухе и вокруг было тепло и
радостно...
Он подбежал к Смешинке и порывисто схватил ее за руки.
-- Поезжай с нами! -- попросил он, заглядывая ей в гла­за.-- Ты научишь
жителей подводного царства смеяться. Всем будет весело и приятно!
Девочка, улыбнувшись, закивала головой:
-- Я согласна! Конечно же, поедем!
-- Нет! -- раздался противный голос колдуньи.-- Она моя, эта девчонка!
Я спросила свое закопченное волшебное зеркала и узнала, что она родилась из
зернышка радости, того самого золотистого зернышка...
-- Которое ты украла! -- раздался возмущенный голос Остроклюва.
-- Это мое дело,-- захихикала старуха. И она обратилась к царевичу:
-- Могу продать ее. Верните мне все жемчужины да еще добавьте три
лунные, и я отдам девчонку.
-- Хорошо,-- махнул рукой Капелька. Но Смешинка воскликнула:
-- Нет! Я не хочу, чтобы меня продавали. Тогда... тогда я не буду
смеяться.
-- Видишь? -- сказал царевич ведьме.-- Она не хочет. Уходи!
-- Моя власть над ней еще не кончилась,-- угрожающе сказала колдунья и
трижды взмахнула руками над головой Смешинки.-- Берли, верли, резецуй! С
первым лучом солнца ты исчезнешь!
В отчаянии бросился вперед Остроклюв, чтобы защитить девочку, но в
руках ведьмы появилось тусклое волшебное зеркало.
-- Ага! Так это ты мешал мне! Будет и тебе наказание.-- Она швырнула в
него горсть желтого порошка, и мерзкий удушливый запах пополз по лесу.--
Последуешь за девчон­кой!
Она заплясала, завыла и крикнула, указывая на посвет­левшее море:
-- Солнце встает! Гибель идет!
Остановившись перед Смешинкой, ведьма прошипела:
-- Согласись быть проданной или погибнешь!
-- Смерти я не боюсь! -- сказала Смешинка, улыбаясь светло и
спокойно.-- Хочу быть свободной!
-- Так пропади пропадом! -- и с диким воем, взвившись на клюке, ведьма
улетела.
Минуту царило молчание. Старый аист молча плакал, гля­дя на прекрасную
девочку. О себе он не думал, ему было бес­конечно жаль Смешинку и обидно,
что ничем он не сумел помочь людям.
Спрут Лупибей шумно возился у берега.
-- Пора,-- пробурчал он, пуская пузыри.-- Солнце уже окрасило верхушки
деревьев. Еще немного -- и лучи обожгут мне макушку.
Девочка вздрогнула и рассмеялась, глядя на обеспокоен­ного Лупибея.
-- Не бойся,-- царевич взял ее за руку. Быстрым движе­нием он надел на
тонкий ее пальчик витое золотое кольцо. -- Если ты ступишь в воду, это
волшебное кольцо спасет тебя от чар колдуньи. Ничто не может сравниться с
ним силой в под­водном царстве.
-- Значит, я должна остаться навсегда в подводном цар­стве? --
задумчиво спросила девочка.
-- Нет. Пробыв тридцать и три дня, ты навсегда изба­вишься от проклятия
и сможешь, если захочешь, вернуться на землю.
Смешинка сняла кольцо и со вздохом протянула его Ка­пельке.
-- Все равно нет.
-- Но почему? -- с отчаянием воскликнул царевич. Девочка подошла к
Остроклюву и обняла его.
-- Потому что я спасусь, а он погибнет. Из-за меня.
Царевич обернулся и что-то быстро сказал Спруту. Тот погрузился в воду
и, тут же вынырнув, протянул юноше пере­ливчатый шнур зеленой водоросли.
-- Нет ничего проще, чем спасти Остроклюва, -- сказал царевич. -- Мы
повяжем ему "галстук гостя", и он сможет превратиться в любую рыбу, в какую
захочет. Он может стать доброй покладистой Камбалой, стремительным Угрем,
глаза­стым Окунем...
-- Я хочу быть самим собой,-- покачал головой Остро­клюв.-- Можно, я
останусь аистом? Или, если угодно, рыбой-аистом?
-- Такой рыбы у нас нет, -- задумчиво сказал Капелька. -- Но почему бы
и не быть? Есть же морской кот, морской петух, морская ласточка...
-- А он будет морским аистом! -- звонко подхватила Сме­шинка, и все
развеселились.
Царевич обвил длинную шею Остроклюва шелковистой водорослью и завязал
замысловатый узел.
Смешинка вошла в волны, взяла у принца волшебный пер­стень и надела его
на палец. Цветочные лепестки платьица осыпались к ее ногам, но чудным
перламутром заблестел но­вый наряд. В тот же миг луч солнца упал на ее лицо,
но она уже была вне чар злой колдуньи.
Не сводя глаз с нежно порозовевшего лица девочки, Ка­пелька взял ее за
руку и подвел к карете. За ними важно шагал аист Остроклюв.

Игорёша здоровки))) как вы живы здоровы?? не болеите? ну и славно! Чмокс в счечку)) От Каролиночки приветик и чмокс в другую счечку))
Ответ: Ой как классно)))))) За это могу рассказать хорошую сказку))))

Приветы, сестричечка!
Да уж, всё ОЧЕНЬ БЫСТРО меняется!:-)
Загляни-ка СЕЙЧАС в альбомчик;-)
ЧМОК!)))

Здравствуй, Лапуля моя!
Всё творишь, сказки сказываешь:)))
УМНИЧКА! Чмок!) ТОлько твоих сказок про вампиров я больше Лине читать не стану - ребёнок стал видеть во сне кошмары:(
Можно чего-нибудь весёленькое заказать?
ЧМОООООК!))))

Приветик красатуля)) ихде мне хотелось бы поитересоваться вы ходите или как сказала ты мне шляешси? пришёл как порядочный в чат по расписанию, а теби нет? я те акр накр дам)))
Чмок!

На уроке информатики:
Учитель:
-Дети у нас новой модели компьютер понимает всё по слуху. Вот к примеру скажем открыть папку и он её откроет. Вот сами попробуйте!
Вовочка:
-Формат диск C

Из pазговоpа пpовайдеpа с клиентом. Пpовайдеp:
- ... Тепеpь нажмите "Ok". Сейчас Windows пpедложит вам пеpегpузиться. Hе соглашайтесь.
Клиент:
- А что делать?
Пpовайдеp:
- Тоpговаться!